«Хорошие институты лучше, чем плохие», «нам нужен справедливый суд и честные выборы», «если будут свободные СМИ, наступит демократия», «если искоренить коррупцию, мы заживем свободно и богато» — сколько таких абстрактных лозунгов мы все слышали и читали за последние 5, 10, 15, 20 лет?

Целые статьи, лекции и дорогие тренинги и школы, в которых повторяется одно и то же, приводятся примеры успешных стран, которые смогли; а красноречивые эксперты-просветители уговаривают лояльную аудиторию, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.

Но как только речь доходит до вопроса «как это сделать?» — все упирается в декларации и wishful thinking (это когда желаемое выдается за действительное).

Более того, один известный перспективный оппозиционный политик-эмигрант при мне отвечал на этот вопрос европейским политологам: «построить хорошие институты? да не проблема — у нас полно специалистов, нам главное прийти к власти, и они тут же это сделают». Этим он привел аудиторию в замешательство. А я зареклась приглашать его на подобные встречи.

Многие активисты сетовали до войны (да и сейчас тоже), что на протесты не выходят достаточно людей. Что если бы 5–10 лет назад выходили миллионы за честные выборы и против коррупции, то сегодня бы мы жили в другой стране.

Возможно, но есть одно «но».

«Пусть все останется»

Когда на протест в своих странах выходят граждане Франции, США или Польши, они понимают, что их не устраивает какая-то конкретная вещь. Это может быть реформа, конкретный закон или действие власти; или информация, дискредитирующая представителей этой власти. Конечно, во многих этих странах больше сплоченности и доверия в обществе, поэтому организационно протесты собираются меньшим количеством усилий. Но все-таки главное — в мобилизации людей. А она возникает тогда, когда каждый отдельный индивид понимает, что если он и другие выйдут, то это приведет к изменению. Это изменение возможно, и оно улучшит положение людей.

В России не было и нет ситуации, что в целом система работает нормально, но ее надо подправить в конкретном месте. И жители России это хорошо и давно поняли.

В 2016 году я участвовала в масштабном качественном социологическом исследовании. Были организованы фокус-группы в 10 различных регионах «Рф» — разные возрастные группы и по-разному ориентированные в политике участники (и те, кто считал, что страна движется в правильном направлении, и те, кто считал, что нет). Фокус-групповое исследование — это такая методология, которая позволяет разговорить целую группу на заданную тему, например, на тему политики. Т.е. модератор, с одной стороны, создает доверительную обстановку между незнакомыми ранее людьми, а с другой — задает вопросы, чтобы услышать свободно высказываемые на определенную тему мысли.

Так вот, в ходе исследования выяснилось, что вне зависимости от оценки правильности направления развития страны, все участники сходились на том, что действия властей на всех уровнях отрицательно влияют на жизнь простых людей. Любые реформы, с какими бы благими целями они не начинались, приводили к ухудшению ситуации — образование, медицина, армия, полиция — «лучше не надо ничего реформировать», как говорили участники.

Когда же речь заходила о том, а как же обустроить будущее, в большинстве групп начиналась бурная дискуссия, что по большому счету менять надо все, совсем, от основания, потому что вся государственная система не работает и не может работать нормально. Но менять все до основания страшно — ведь это будет, «как в 1990-е», а хочется все-таки свою жизнь уж как-нибудь дожить. Поэтому пусть все останется, как есть, пока оно работает.

Рациональный цинизм

Любопытно, что вопрос о будущем, т.е. о том, а как же потом дети будут жить в нашей стране, участники старались побыстрее закрыть — мы им дадим образование, квартиры вытащим ипотечные, пристроим по возможности на теплое место в этой неработающей системе, и они как-нибудь проживут.

Это люди, которые загнаны в бесконечную гонку зарабатывания денег — ипотека, репетиторы и курсы для детей, отпуск, дача, машина, ремонт и бесконечные кредиты на это все. Единственный ужас для них — это тяжело заболеть до того, как все это выплачено, до того, как дети встали на ноги. Они жили настоящим и обрекали своих детей на отсутствие будущего.

Примерно также рассуждали респонденты другого исследования — региональные чиновники, предприниматели, гослужащие. Мой коллега Денис Соколов проводил глубинные интервью примерно в тот же период времени.

Портрет среднестатистического «представителя региональных элит» — это достаточно циничный и очень рационально мыслящий отец семейства. Он не тешит себя иллюзиями об окружающем мире и прекрасно понимает, что вся система государственного управления в России ущербна в своем основании. Он убежден, что по другому быть не может. Временами он утешает себя тем, что так живет и весь остальной мир, а все рассказы об институтах и разделении властей — это просто миф. Аналогичный мифу о встающей с колен России Путина.

Вся жизнь этого мужчины — это оплата счетов и обеспечение финансовых потоков на их оплату. Конечно, он что-то скопил «на пенсию», прикупил недвижимость «в Европах» (в зависимости от статуса варьируется география и размер), оплачивает обучение детей за границей и готовит им места на надежных финансовых потоках. Конечно, он внутренне совсем не так доволен текущим порядком, но кто ж спрашивает его мнение. Он встраивается туда, куда возможно, думает о том, как прожить свою личную жизнь. А вопрос о будущем — ну, так как-нибудь разберутся. Главное, что на наш век хватит.

Само по себе

Однако, никто из респондентов тех исследований в 2016–2018 годах не подозревал, что их век закончится так быстро. В этом смысле даже после пандемии и после отравления Навального и последовавших репрессий против его сторонников у большинства жителей России не появилось предчувствия — вот, дескать, он, конец настоящего, и впереди ничего нет. Поэтому, несмотря на шок и изумление большинства в начале полномасштабной войны, жители страны дружно затаились, а потом начали нащупывать новые способы выжить в настоящем, которое вроде бы и обрушивается в пропасть вместе с каждым следующим днем войны, но одновременно вроде держится, висит на волоске. Ведь деньги идут, жизнь не останавливается, можно как-то устроиться и попробовать потянуть еще немного — на наш век хватит.

Со стороны тех, кто остается в стране, уехавшие вообще выглядят «в шоколаде». У них есть очевидное будущее — они ж и собраться смогли, вывезти себя и родных, квартиры продают, как-то обустраиваются в других странах, где могут либо пересидеть в сторонке, либо устроить свою жизнь. Да, с нуля, но вполне с перспективой будущего, как минимум, для детей. Это вызывает зависть и ненависть внутри.

Безусловно, есть некоторая часть эмигрантов, кто декларирует готовность вернуться. Когда-нибудь, при условии, что там будет весь набор лозунгов от честных выборов, до высокотехнологичного развития. Однако они в большинстве своем не собираются больше участвовать в том, чтобы этого добиться, — они честно совершали все сакральные действия, чтобы приблизить будущее, которое им обещали лидеры. Лидеры обанкротились — активисты разбегаются. Некоторые еще получают зарплату, делают контент под заказ, но будущее они ищут уже вне России.

Для тех эмигрантов, кто уехал давно и уже интегрировался в новое общество, участие в «российском антивоенном движении» — это необходимая часть интеграции, участия в социально одобряемом движении, тусовка, общение и чистая совесть от высказанной позиции. Здесь нет речи о том, чтобы бороться за будущее, нет речи даже о том, чтобы его выбрать. Это ожидание будущего, которое должно прийти само собой.

А вдруг? А потом? — Так не получится

Именно поэтому все видимое сообщество антивоенных россиян, а также невидимые миллионы затаившихся остальных соотечественников содрогаются в ужасе при каждом напоминании о том, что будущего нет, и само оно не появится. Споры о коллективной вине и ответственности на самом деле не про разный взгляд на прошлое — они про понимание отсутствия будущего.

Дайте нам будущее, говорят люди, принесите нам готовый проект со сметой, таймлайном, необходимыми трудозатратами. А мы, как настоящие инвесторы будем его оценивать, обсчитывать, прикидывать, стоит ли в него вкладываться и в каком объеме. Вряд ли мы вложимся полностью — нам же надо свое личное будущее обеспечить, но возможно выкупим пару акций вашего проекта для своего портфеля.

А вдруг, у вас получится? И мы станем богатыми и счастливыми?

Возможно, из этой позиции и стоит начинать обсуждение будущего — подходить к этому не как к национальному государственному проекту реформ, не как к поиску новых лидеров или возвращении старых, но как к корпоративному стартапу ликвидации мертвого государства и построения новой государственности на совсем других основаниях — таких, которые гарантируют нам контроль и возможность построения всего того прекрасного комплекса лозунгов, которые так давно обещали нам лидеры из прошлого.

Мы предлагаем обсуждать детали этого ликвидационного стартапа со всеми, кто готов в нем участвовать. Пока нас не так много, но у нас фактически чистый лист и никаких ограничений. Участвуют в нашем стартапе только самые отчаянные, смелые, те, кому нечего терять, у кого нет варианта альтернативного будущего. Мы готовы вкладываться в проект целиком нашими жизнями и здоровьем, и делаем это каждый день.

Мы написали первый черновик в манифесте, мы обсуждаем и прорабатываем отдельные его части все глубже и глубже — как может выглядеть суверенитет и самоопределение народов, как обеспечить права и свободы меньшинств и большинства, как решить проблемы межконфессиональных отношений, как построить безопасность и конкурентные институты снизу, как обеспечить переходное правосудие и сделать его основой для системы верховенства права.

Это — не просто теоретические рассуждения про потом — это проекты, которые формируются сейчас и которые должны внедряться сегодня в рамках тех сообществ, которые формирует наш стартап.

Постепенно к нам присоединяются новые участники, не все готовы ставить на кон все, но готовы «выкупить несколько акций». Мы открыты для любого позитивного участия: без демагогии и рассуждений, что лучше быть здоровым и богатым, а с конкретной готовностью что-то строить — армию, партизанское подполье внутри, технологические решения, помогающие победить в войне сегодня и способные быть адаптированными к мирной жизни завтра.

Мы верим, что мы можем победить. Почему? Хотя бы потому что только у нас есть предложение будущего, есть понимание, как его строить уже сегодня и есть готовность умереть, но добиться его наступления. Это не так много, но не так уж и мало. Именно так мы победим.

Анастасия Сергеева, международный секретарь Гражданского Совета